Забытые Сны Вернера Херцога
В последние несколько дней я увлекся фильмами Вернера Херцога. Я посмотрел немного, но каждый фильм оставляет о себе двоякое впечатление: с одной стороны все ясно, как божий день, а с другой - всегда остается что-то такое едва уловимое, но непонятное и никак не вкладывающееся в общую картину.
Вот и сегодня произошло так же с фильмом Пещера Забытых Снов. Нет, я не буду агитировать вас идти на него, хотя с некоторыми из вас я бы хотел на него сходить.
Идея фильма сама по себе кажется простой: это рассказ о пещере, в которой обнаружены самые старые на сегодняшний день рисунки доисторического человека. Завораживающие кадры рисунков сменяются рассуждениями исследователей пещеры.
Но кадры, снятые Херцогом в пещере, та манера, с которой он их подает, благоговение, которое испытывают перед рисунками ученые и художники... А еще эта полуклирикальная музыка - создается впечатление, что пещера это храм, а пребывание в нем - религиозная служба.
И, может, потому что это первый его фильм, который я посмотрел в кинотеатре, у меня остался от него легкий такой осадок непонимания и вместе с ним некое ощущение, что упущено нечто важное. Точнее, что упущено главное послание, мысль режиссера.
Думаю, пойду еще как минимум один раз.
И, да, если вы смотрели, кто-нибудь может мне объяснить, что это за тема с крокодилами?
ЯгнЁнок:
Basilio
СПБЧ Оркестра 2008
Друзья!
Друзья!
Друзья!
Эй...
ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЙ!
Есть здесь кто живой, друзья?
Живы ли мы?
Жива ли наша страсть к музыке, литературе и самовыражению?
Сожрала ли нас бездушная система?
Приходится вопить: ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ!
Есть кто живой?
Где музыка?
Вы что, ничего больше не слушаете?
Ничто больше не будоражит ваши, мать их так, сердца?
Неужто это конец?
Может, все вы слушали этот альбом и всячески восторгаетесь по нему - я не знаю. К черту - я даже не знаю, к кому обращаюсь.
Сейчас, когда за окном хлопья вулканического пепла мерными потоками накрывают темнеющую декабрьскую Москву, я поставил СПБЧ и, клянусь, я подумал, что мог бы и расплакаться. Я так обрадовался - подумал, что я еще умею плакать, хоть и не делал уже этого десять тысяч лет. Но нет.
как клокотание крови в пробитой груди.
как когда надеваешь капюшон и становится легче.
как туго натянутая леска.
как звенящая тишина в кабинетах юнеско.
как самый хрупкий кокон на свете.
как все обещания, что дали мне дети.
у меня было что-то похожее, но я это
как водитель катка планомерно закатал в асфальт,
как токарь-фрезеровщик расплавил на сто тысяч смальт,
как укладчик №3 закатал в пятьдесят консервных банок,
как доктор Картер залил йодом все двенадцать ранок,
как пилот вертолёта бросил наудачу в восьмёрке лопастей,
как гастарбайтер разбил кувалдой на тысячу частей,
как сутулый шахтёр раздробил отбойным молотком
и снова устроился водителем катка и в асфальт катком.
я перепробовал столько профессий
чтобы от этого избавиться.
и вот я теперь сижу в скафандре,
мне в скафандре не нравится.
но боюсь даже на орбите
никуда не денется это.
я перепробовал столько профессий
чтобы от этого избавиться.
и вот я теперь сижу в скафандре,
мне в скафандре не нравится.
но боюсь даже на орбите
никуда не денется это.
никуда не денется это.
никуда не денется это.
никуда не денется это.
это.
ЖИТЬ!
Друзья!
Друзья!
Эй...
ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЙ!
Есть здесь кто живой, друзья?
Живы ли мы?
Жива ли наша страсть к музыке, литературе и самовыражению?
Сожрала ли нас бездушная система?
Приходится вопить: ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ!
Есть кто живой?
Где музыка?
Вы что, ничего больше не слушаете?
Ничто больше не будоражит ваши, мать их так, сердца?
Неужто это конец?
Может, все вы слушали этот альбом и всячески восторгаетесь по нему - я не знаю. К черту - я даже не знаю, к кому обращаюсь.
Сейчас, когда за окном хлопья вулканического пепла мерными потоками накрывают темнеющую декабрьскую Москву, я поставил СПБЧ и, клянусь, я подумал, что мог бы и расплакаться. Я так обрадовался - подумал, что я еще умею плакать, хоть и не делал уже этого десять тысяч лет. Но нет.
как клокотание крови в пробитой груди.
как когда надеваешь капюшон и становится легче.
как туго натянутая леска.
как звенящая тишина в кабинетах юнеско.
как самый хрупкий кокон на свете.
как все обещания, что дали мне дети.
у меня было что-то похожее, но я это
как водитель катка планомерно закатал в асфальт,
как токарь-фрезеровщик расплавил на сто тысяч смальт,
как укладчик №3 закатал в пятьдесят консервных банок,
как доктор Картер залил йодом все двенадцать ранок,
как пилот вертолёта бросил наудачу в восьмёрке лопастей,
как гастарбайтер разбил кувалдой на тысячу частей,
как сутулый шахтёр раздробил отбойным молотком
и снова устроился водителем катка и в асфальт катком.
я перепробовал столько профессий
чтобы от этого избавиться.
и вот я теперь сижу в скафандре,
мне в скафандре не нравится.
но боюсь даже на орбите
никуда не денется это.
я перепробовал столько профессий
чтобы от этого избавиться.
и вот я теперь сижу в скафандре,
мне в скафандре не нравится.
но боюсь даже на орбите
никуда не денется это.
никуда не денется это.
никуда не денется это.
никуда не денется это.
это.
ЖИТЬ!
ЯгнЁнок:
Basilio
Подписаться на:
Сообщения (Atom)